Родословные [СИ] - Григорий Ярцев

Виктор стоял все также ровно, лишенный любых переживаний. Его интересовало только одно: верны ли его догадки о том, кто сотворил Гавриила. Ожидая ответа, он жадно и вопросительно сверлил своими черными глазами Лидию.

– Ничего, – с трудом выдавила из себя Лидия. – Он ничего не видел. Все произошло очень быстро.

Идеально гладкое лицо Виктора вдруг скривилось в ужасающую гримасу, хмурые глубокие морщины, внезапно появившиеся по всему лицу, отдавали раздраженностью и неистовой злобой, и, в туже секунду, на лице вновь показалась маска привычной непоколебимости и безразличия.

– Значит, он бесполезен, – равнодушно проговорил Виктор, – Клим, не забудь вырвать ему язык. Виктор развернулся и быстрым, уверенным шагом направился к дверям.

На каменном лице Клима читалась некая радость от предвкушения убийства, кажется, он даже едва заметно улыбнулся уголками своего, точно высеченного из камня, рта. Своими медленными и тяжелыми шагами он, в предвкушении расправы, шел к сидящему в кресле Гавриилу. С каждым звуком глухих шагов Клима Гавриил понимал, его смерть все ближе. Своей огромной рукой Клим без труда обхватил голову Гавриила и медленно, наслаждаясь каждой секундой и звуком стонущей под давлением кости, сжимал его череп. Лидия отвернулась, чтобы не видеть того, что вот-вот произойдет.

– Ты даже не произнесешь молитву? – ехидно поинтересовался Гавриил, всматриваясь в черные и глубокие, как пропасть, глаза огромного Клима.

– Постой! – резко бросил Виктор, уже стоявший подле Гавриила. Клим моментально ослабил хватку и убрал руку, Гавриилу даже не удалось уловить его движений взглядом.

– Смерти ты не боишься. Это похвально. Скажи мне, – начал Виктор, немного наклонившись, – Ты хочешь жить? Гавриил неопределенно покачал головой.

Виктор передразнил мямлящие движения Гавриила и весьма точно, настолько точно, чтобы дать понять – они не развеселили его, а лишь взбесили, да так, что он своей худощавой рукой вцепился Гавриилу в челюсть:

– Как твое имя? Отвечай!

– Гавриил, – с трудом проговорил он, – Меня зовут Гавриил.

– У тебя сильное имя, Гавриил, – продолжил Виктор, освободив его челюсть от своих худощавых белых пальцев, – а ты достаточно силен, чтобы побороться и отстоять свое право на жизнь среди нас, Гавриил?

Лидия повернулась и удивленно посмотрела на Виктора. Впервые, за столь долгое время, она стала свидетелем того, как Виктор смилостивился. Сейчас он находился в шаге от сохранения жизни совершенно незнакомого ему человека. В тоже время Лидия, знающая Виктора уже очень давно, отчетливо понимала, что он делает это не просто так. Виктор уже наверняка понял и рассчитал полезность Гавриила, знает, как будет использовать его. Ведь прежде он никогда не прощал ошибок, был строг, суров и не щадил никого за проступки.

Виктор неторопливо ходил вокруг Гавриила, сидящего в кресле. Он напоминал удава, вальяжно извивающегося вокруг уже почти не сопротивляющегося тела своей жертвы в готовности задушить ее.

– Ты, Гавриил, – неспешно, отчетливо произнося каждое слово, говорил Виктор, – совершенно случайно получил дар, за который каждый человек готов совершать ужасные поступки, пойти на что угодно, вплоть до убийства. Так скажи мне, Гавриил, как далеко ты готов зайти, чтобы сохранить этот дар?

– О каком даре мы говорим? Божья благодать меня не интересует, – уточнил он. Виктор широко улыбнулся словам Гавриила, и вновь показались его неестественно большие зубы с клыками.

– Божья благодать – ничто, в сравнении с силой, что зреет в тебе, Гавриил, – произнес Виктор с непередаваемым чувством энтузиазма, – Я говорю о бесконечной, как сама вечность жизни и возможностях, которые не снились ни единому смертному, даже в самых смелых его грезах.

Каждое слово, исходящее из уст Виктора, необъяснимо и все больше и больше вселяло в Гавриила желание проникнуться и познать все прелести сказанного.

– Это безграничная власть и мощь, Гавриил. Она может стать абсолютной, если ты готов и достаточно силен, чтобы принять ее, управлять ею, совладать с ней.

Гавриил слушал и внимал каждому слову, произносимому Виктором, однако, мысли его крутились вокруг вновь обретенных воспоминаний, они не давали ему покоя. Каждая частичка забытого прошлого показывала Гавриилу то, каким жалким, немощным и никчемным он был на протяжении всей его бессмысленной, переполненной ненавистью к самому себе и окружающим жизни. Отвратительное, пропитанное дешевым алкоголем дыхание отца и омерзительный голос матери-истерички, сопровождавшие его на протяжении всего его детства. По какой-то причине, вспомнилось даже противное лицо толстого Максима, одноклассника Гавриила, его постоянная издевательская улыбка, и кривые, уродливые желтые зубы. Впрочем, сейчас, Гавриил вспоминал Максима и его заплывшее с юношества жиром лицо с улыбкой и некоторым чувством удовлетворения, поскольку этот момент триумфа над Максимом, и, в первую очередь над самим собой, он запомнил особенно тщательно.

Все случилось, когда Гавриилу едва исполнилось пятнадцать. Своеобразным подарком на день рождения Гавриила послужила жвачка, прилепленная Максимом к стулу его парты в кабинете химии. Жвачка эта затем очень некстати оказалась на его брюках. Единственных брюках. Сев на нее, Гавриил в тот же миг стал предметом звонких насмешек своих одноклассников. Гавриил, как сейчас помнил этот жар, подступающий к голове, чувствовал это легкое удушье от стыда и смеха его одноклассников, тыкающих в него пальцами, будто в прокаженного, чувствовал, как неуправляемо багровело его лицо. Помнил он и лицо бездействующей учительницы Светланы Николаевны. Когда-то давно Гавриил, как-то не подумав обозвал ее "одуванчиком" за ее белые волосы и прическу очень напоминавшую, собственно, одуванчик. Прозвище быстро подхватили остальные ученики, и приелось оно еще быстрее. Светлана Николаевна, даже будучи взрослым человеком, затаила обиду на ребенка, потому и никак не отреагировала на шалость жирного Максима, видимо, считала происходящее своего рода наказанием для Гавриила, а он все продолжал краснеть пока, наконец, не лопнул и выместил весь накопленный годами гнев, на ржущего, точно конь, во всю глотку Максима. Впервые за все время, что-то, полученное от негодных родителей пригодилось Гавриилу. Он набросился на толстяка почти в точности так же, как его мать набрасывалась на него самого. Гавриил каким-то чудом повалил неуклюжего Максима и, оказавшись на нем начал лупить его. Сначала ладонями, затем, когда смех детей сменился пугающей тишиной, руки Гавриила как-то сами, будто бы инстинктивно сжались в кулаки. Тишина сменилась глухими ударами. Он продолжать бить его по лицу, шее, груди. Гавриил бил, не целясь, беспорядочно, охваченный гневом, почти стучал по тучному, мягкому телу. Другие мальчишки сначала встревоженно смотрели, но после того, как Максим завопил от боли, бросились оттаскивать уже озверевшего Гавриила. Позже Гавриил, разумеется, оказался виноватым. Никого не заботила причина драки, потому Гавриил, получил выговор от руководства школы, разъяснительную беседу с участковым и, разумеется, сильную взбучку дома.

Он вспомнил каждое лицо бесконечного множества людей, насмехавшихся над ним. Каждое из них приводило Гавриила в дикую, неистовую ярость, пробуждало в нем совершенно не свойственную ему агрессию. Глубоко увлеченный собственными мыслями, он вцепился в обитые красной кожей подлокотники кресла. Никогда прежде он не ощущал в себе столько ненависти, одурманивающей силы и злобы одновременно. И эти ощущения начинали нравиться ему, с каждой секундой все больше и больше.

Виктор, тем временем, с интересом наблюдал за реакцией и поведением Гавриила, он смотрел на него пронзающим взглядом, и, кажется, прекрасно знал, о происходящем в голове Гавриила, понимал его чувства и безошибочно нащупал то, чем можно его подстегнуть.

– Существует лишь один способ избавиться от тягот прошлого, Гавриил, – начал Виктор, немного выждав, тихим, но уверенным голосом, словно гипнотизируя Гавриила.

– И какой же? – произнес Гавриил, с трудом оторвавшись от своих мыслей.

– Забыть о них, принять настоящее и творить в нем будущее, и я, с превеликой радостью, предоставлю тебе эту возможность, если ты докажешь, что достоин ее.

Гавриил, глаза которого секунду назад, чуть ли не искрились от переполняющего его гнева, посмотрел на Виктора на удивление спокойным и холодным, почти отсутствующим взглядом. Будто бы все тяготы остались в прошлом, и сейчас есть лишь одна цель, самая важная – сохранить свой дар. Любой ценой.

– Что от меня требуется?

Виктор услышал желаемое и тут же немного ободрился, а на лице, кажется, даже проскользнуло некое подобие улыбки.

– Видишь ли, так случилось, что тебя сотворили без моего ведома, без согласия и собрания Синклита Хранителей. Подобный произвол неприемлем, а наказание за это деяние только одно – смерть. Однако, как я уже говорил, у тебя есть возможность сохранить свою жизнь. Ты должен найти того, кто сотворил тебя, и, – Виктор сделал небольшую паузу, – убить его.